Древнеегипетская "Книга Мертвых"
М. А. Чегодаев
Древнеегипетская «Книга Мертвых» — это не книга о смерти. Это книга о жизни, победившей смерть. Парадоксально, но столь эффектное название, ставшее почти таким же распространенным символом Древнего Египта, как пирамиды, мумии и папирус, совершенно не соответствует содержанию и идее самого произведения. Более того, оно прямо противоположно по смыслу подлинному его названию. «Книга Мертвых» — это калька с арабского Kitab al-Mayyit («Книга мертвого человека»). Этим термином нынешние египтяне обозначали папирусные свитки с таинственными письменами и рисунками, которые они находили вместе с мумиями своих далеких предков, никак не распространяя его на содержание текста, которого они, разумеется, не знали.
Уже давным-давно Древний Египет совершенно превратно представлялся европейцам страной смерти, в которой жили люди, поклонявшиеся ей и всю жизнь готовившиеся умереть. Видимо, поэтому название «Книга Мертвых» так прочно связалось с этими погребальными текстами, хотя египтологи хорошо знают, что оно более чем условно. Подлинным названием произведения было «Эр ну перэт эм херу» — «Изречения выхода в день». В нем отражается основная суть этого замечательного текста: помочь умершему миновать все опасности загробного мира, пройти посмертный суд и вместе с солнечной баркой бога Ра вновь вернуться на землю, т. е. ожить, воскреснуть — «обновиться», как говорили египтяне. Победить смерть, чтобы вести уже потом духовно-чувственное существование в омоложенном, прекрасном, нестареющем теле на вечно прекрасной плодородной земле в окружении своих родных и близких. Это книга о преодолении смерти, о победе над ней и одновременно о том, как это сделать.
Предлагаемый читателям перевод некоторых глав знаменитого древнеегипетского заупокойного текста является фактически первой попыткой его перевода на русский язык непосредственно с оригинала, донесенного до нас египетскими папирусами II — I тыс. до н. э. В начале века был осуществлен перевод «Книги Мертвых» на русский язык с английского перевода, ныне практически недоступный, а позднее в нескольких египтологических работах приводились переводы 125-й главы, содержащей описание посмертного суда над покойным, и некоторых других. К сожалению, это все, чем может воспользоваться русскоязычный читатель для ознакомления с одним из важнейших памятников древнеегипетской религиозной мысли к заупокойной литературы. А опубликованный несколько лет назад журналом «Наука и религия» материал под заголовком «Египетская Книга Мертвых» является сокращенным переводом с польского перевода книги «Ам-Дуат» — очень важного, но совершенно другого текста (никогда и никем, кстати, «Книгой Мертвых» не называвшегося), и может только ввести читателя в заблуждение.
Между тем «Книга Мертвых» была переведена практически на почти все европейские языки, что дает возможность ознакомиться с ней специалистам-религиеведам (египтологи, естественно, читают ее в оригинале). Возможно, этим, наравне с вполне определенными идеологическими ограничениями, и объяснялась столь малая заинтересованность специалистов в существовании русского перевода «Книги Мертвых». Но думается, что и неспециалистам в России было бы интересно познакомиться с ней, тем более что интерес к древним религиям в нашей стране не ослабевает, а по-настоящему научных изданий и публикаций для широкого круга читателей на эту тему почти не встретишь.
История «Книги Мертвых» восходит к бесконечно отдаленным временам, когда первобытные религиозные представления древних обитателей нильской долины стали складываться во все более усложнявшийся культ местных богов и оформившийся в своих основных особенностях погребальный ритуал. Видимо, еще до объединения Египта в одно государство, в до письменный период, начал складываться сборник заупокойных формул, много позднее, при фараонах V — VI династий (ок. 2355 г. до н. э.) начертанный на стенах погребальных камер уже весьма скромных по размерам царских пирамид (знаменитые грандиозные пирамиды в Гизе — «безмолвны»). В первый раз это произошло при фараоне Унисе, уже на исходе Древнего царства.
Эти надписи обнаружил в конце прошлого века выдающийся французский египтолог Г. Масперо и назвал их «Текстами Пирамид». Это произведение, судя по всему, было записью погребального ритуала и касалось исключительно царской особы, что, естественно не означает, что у всех прочих обитателей Египта вообще не было никаких представлений о посмертном существовании. Однако в гробницах некрополей Древнего царства текстов, касающихся посмертного проживания «простых» умерших, нет. Так что, говоря об эпохе Древнего царства, мы можем судить только о посмертном бытии фараона, которого ожидало предстояние перед богами и вступление в их сонм. После смерти он взлетал на небо и там, в бесконечном звездном пространстве, плыл вместе с солнечным богом Ра в «Ладье Миллионов Лет». «Твои крылья растут, как у сокола, ты широкогрудый, как ястреб, на которого взирают вечером, после того как он пересек небо»; «Летит летящий. Он улетел от вас, люди, ибо он не принадлежит Земле, он принадлежит небу...»
В «Текстах Пирамид», как пишет замечательный русский ученый Б. А. Тураев, «...было найдено первое звено той непрерывной цепи заупокойных магических памятников, которая тянется на всем протяжении египетской языческой (отчасти и христианской) цивилизации и наиболее известным представителем которой до тех пор [до обнаружения «Текстов Пирамид» — М. Ч.] был сборник, названный в науке «Книгой Мертвых»... Для тех, кому известны этого рода произведения у других народов, здесь найдутся знакомые черты: заговоры, действенность которых основана на вере в силу слова, в силу знания имен существ, с которыми связано загробное благополучие, ссылки на прецеденты из истории богов, а вследствие этого — намеки на мифы, нередко для нас непонятные, употребление храмовых ритуальных текстов в качестве заговоров, иногда с приписками, свидетельствующими силу данного изречения в устах знающего и правильно произносящего его. Таким образом, эта богатая сокровищница заключает в себе возгласы и формулы, сопровождавшие заупокойные обряды, — заклинания против демонов, пресмыкающихся и других врагов умершего царя, молитвы и обрывки мифов, служившие тем же магическим целям. Все это написано архаическим языком и письмом, архаической орфографией, приспособленной для магических целей и избегавшей употребления иероглифов, изображавших живые существа, способные вредить покойному даже со стен надписи. Зеленый цвет иероглифов, цвет воскресения, уже внешним видом свидетельствует, что этот древнейший литературный памятник человечества является вместе с тем и древнейшим словесным протестом против смерти и средством словесной борьбы с нею — борьбы, явившейся в помощь монументальной борьбе, которая выражалась дотоле в сооружении колоссальных царских гробниц, лишенных каких-либо надписей или изображений» (Б. А. Тураев «Египетская литература». Т. I. М. 1920, с. 36-37).
С завершением Древнего царства, в конце третьего тысячелетия до н. э., погребальная литература претерпевает значительные изменения. Теперь не только фараон располагал заупокойными текстами, отправляясь в царство богов: подобная судьба ожидала каждого. Уже при последних династиях Древнего царства «Тексты Пирамид» начинают покидать погребальные камеры всеегипетских владык и появляются на внутренних и внешних стенках прямоугольных деревянных саркофагов их подданных. Во многом — это те же «Тексты Пирамид», но все-таки они уже настолько от них отличаются, что явно представляют собой новый этап развития заупокойной литературы. В «Текстах Саркофагов» (так их называют в научной литературе) связанный с обожествлявшимся фараоном солнечный культ переплетается с хтоническим (земным); загробный мир располагается в совершенно особом месте пространства вселенной, куда каждую ночь отправляется Ра со своей свитой, чтобы сразиться с силами мрака. Здесь, как и в «Текстах Пирамид», много магических формул и заклинаний, упоминаний древних мифов (уже в большей степени относящихся к Осирису) и литургических речитативов. Все это разделено на отдельные «изречения», или главы, которые имеют свои названия, многие из которых вошли потом в «Книгу Мертвых». На саркофагах XII-й династии (ок. 1991 г. до н. э.) появляется еще один текст, посвященный загробным странствиям и относящийся по языку к эпохе Древнего царства. Это знаменитая «Книга Двух Путей», созданная для того, чтобы облегчить почившим дорогу к Полям Хотеи (Поля Мира) — полям вечного блаженства, где пшеница в рост человека, где не бывает неурожаев и голода, где покойные пребывают в нескончаемом блаженстве под сенью Наунет — таинственного неба загробного царства.
Именно в «Книге Двух Путей» впервые появляются иллюстрирующие текст изображения, имеющие столь важное значение в «Книге Мертвых». Б. А. Тураев пишет о «Книге Двух Путей» так: «Это иллюстрированный vade mecum покойника, облегчающий ему путь по суше и воде загробного мира и состоящий из карты последнего и текстов, которые распадаются на 16 «глав» (сб. «изречений») в трех группах. Первая группа начинается обращением к какому-то божеству, дающему пропуск для путешествия по некрополю Сокара Ра-Сетау, где умерший облегчает страдания Осириса, который затем прославляется. Странствующий затем говорит о своей победе над врагом, которого держит в своих когтях, как лев. Все это заканчивается словами: «Книга сия была под сандалиями Тота. Конец ее»... Вторая группа говорит о паломничестве умершего по различным египетским святыням, очевидно, перенесенным в иной мир. Он заходит и в Гелиополь, и в Буто, и в «Дом жизни Абидоса», и «на чистую землю Нила»; везде видит местные святыни и примечательности. Третья группа собственно и представляет «Книгу о двух путях». После изображения дверей к этим путям дается карта, разделенная во всю длину красной полосой, изображающей «море огненное»: сверху от нее — «водные пути», снизу — сухопутные. Первые ведут сначала вдоль огненного озера; текст предупреждает на перекрестке у огненного моря: «не иди к нему». На суше душа проходит по плотинам, охраняемым стражами, перед которыми приходится читать «изречение прохождения» или выдавать себя за богов для свободного пропуски. Оба пути сходятся, кажется, у Абидоса» (там же, с. 60 — 61). Как видно из приведенного описания, достижение мест вечного блаженства было нелегким а порой и смертельно опасным и становилось практически невозможным без точного знания топографии загробного мира и представления «в лицо» его обитателей.
Без точной карты и подробного изображения нельзя было отправляться в дорогу по двум путям царства мертвых. Отныне заупокойная литература стала сопровождаться рисунками, облегчавшими это рискованное путешествие и ставшими со временем самостоятельным видом египетской графики — неотъемлемой частью папирусов «Книги Мертвых».
С концом Среднего царства, завершением победоносной борьбы с поработителями-гиксосами и образованием «империи» наступает и новый период в развитии религиозной литературы. В эту пору заупокойные тексты, записанные на папирусе, становятся достоянием почти всех слоев населения. Как и в предыдущую эпоху, складывается свой основной сборник погребальных текстов, заменивший «Тексты Саркофагов» Среднего царства. Уже в самом его конце появляются первые папирусные свитки, а с XVIII-й династии (ок. 1552 г. до н. э.) они распространяются повсеместно. «С этого времени начиная,... религиозные тексты, касающиеся подземного мира, были собраны вместе и записаны в той форме, которую мы теперь знаем как «Книгу Мертвых», и каждый египтянин, который был достаточно состоятелен, чтобы позволить себе заплатить писцу даже за самый неполный список священных текстов, брал с собой в могилу свиток папируса, который мог быть коротким отрывком, заключавшим не более чем самые необходимые главы, или мог быть внушительным произведением, достигавшим сотни или более футов длины и заключавшим все меры предосторожности, какие мудрость египетского писца знала против опасностей мрачного мира Дуата [загробного мира — М. Ч.]. Вот почему девять из каждых десяти египетских папирусов — погребальные папирусы, и почему девять из каждых десяти погребальных папирусов — копии того, что мы знаем как «Книгу Мертвых», другие же являются копиями позднейших вариантов и сокращений этой основной книги — «Книга Врат», «Книга Дыхания», «Книга знания того, что есть в подземном мире», и так далее» (J. Baikie «Egyptian Papyri and Papyrus-hunting». N. Y. 1971, p. 34 — 35).
Безусловно, изготовление папирусных свитков требовало гораздо меньше затрат времени и средств, чем роспись громоздких деревянных ящиков. Также следует помнить, что в эпоху Нового царства получают распространение антропоидные саркофаги, повторяющие форму человеческого тела и непригодные для помещения длинных надписей. Новый папирусный сборник изготовлялся почти что «на потоке» с оставлением свободного пространства для имени покупателя. Так сделано подавляющее большинство свитков.
«Книга Мертвых» не была просто копией «Текстов Саркофагов». Как последние, включив в себя фрагменты «Текстов Пирамид», оставались самостоятельным произведением, так и этот сборник, вобравший части и тех и других, стал отличным от них произведением. «Книга Мертвых» явилась как бы итогом всего долгого развития египетской религиозной литературы. Этот, третий этап ее существования, соответствующий эпохе Нового царства (1580 — 1085 гг. до н. э.), показывает, какой непростой путь прошла богословская мысль за долгие сотни лет. Главным объектом заупокойного культа становится Осирис — хтоническое божество, Благой Бог, мудрый владыка царства мертвых, подземное солнце, вершащее посмертный суд и восстанавливающее справедливость, чей дом находится прямо на Полях Иалу (Поля Камыша), где трудятся почившие.
В «Книге Мертвых» уже нельзя найти таких представлений, как Каннибальский гимн «Текстов Пирамид», где умерший царь пожирает богов; или изречений, где описывается, какой ужас он в них вселяет: «Земля дрожит, небо содрогается и боги трепещут, когда поднимается этот Пепи правогласный». Здесь взаимоотношения с богами уже совсем иные. В «Книге Мертвых» боги — беспристрастные судьи, перед которыми покойный должен будет держать ответ о своих земных делах. Можно, правда, попытаться облегчить свою участь с помощью магических заклинаний; можно выучить наизусть (или прочитать в свитке) имена всех сорока двух богов, с которыми предстоит иметь дело, и тем самым как бы получить над ними власть; можно, в конце концов, положить себе скарабея на сердце, чтобы оно помалкивало о дурных делах хозяина, когда придет время отвечать за все. Но, хотя «Книга Мертвых» вроде бы гарантирует счастливое завершение суда, видимо, полной уверенности в этом у египтян не было. Что еще покажут божественные весы, на которых взвешивают сердце покойного перед лицом бога Тота, который написал саму «Книгу Мертвых» и придумал все ее заклинания? У праведника шансов на вечное блаженство явно больше. Не случайно в сборнике появляются главы «Венца оправдания» и так называемая «негативная исповедь», в которой покойный клянется, что не совершал таких-то и таких-то дурных поступков: своеобразный моральный кодекс древних египтян эпохи Нового царства.
Можно часто услышать, что древние египтяне не создали какой бы то ни было философии. И действительно, чего-либо, похожего на учения античных философов, мы в Египте не обнаружим. Но это вовсе не означает, что у египтян, для которых их космогония фактически и являлась философией, вообще отсутствовало сколько-нибудь упорядоченное понимание окружающего их мира и явлений, его наполняющих. Древний египтянин жил в мире, в котором существующий порядок вещей установился в незапамятные времена творения и с тех пор не меняется, подчиняясь точному и неизменному закону. Его язык отражал такую форму мышления, при которой отношения людей и предметов выражались далеко не так очевидно, как у нас. В этом языке не было глагола в нашем его понимании, а следовательно, не было и грамматического времени. Время египтяне, похоже, воспринимали так же, как, видимо, его воспринимают дети: как единый поток, бесконечную цепь неизменностей.
Создается впечатление, что египетский мир был наполнен бессчетным количеством различных явлений и действий, и человек не столько совершал эти действия, сколько являлся в каждый конкретный момент как бы характеристикой этого действия. Это будет понятнее, если мы вспомним, что понятие личности у египтян тоже весьма отличалось от нашего. Ведь египтяне были «хему» своего царя, то есть его «выражением», «проявлением», его частичкой, точно так же, как многочисленные боги были частями тела породившего их единого божества.
Таким образом получается, что все египтяне вместе составляли тело своего государства. Слово, обозначавшее в египетском языке собственно Египет, то есть долину Нила, и которое мы достаточно точно переводим как «Родина», дословно означает «нутро». То есть египетское государство — это то идеальное место, где все в природе находится в теснейшей и вполне определенной взаимосвязи. Связь мира богов и мира людей осуществляется через фараона — существо двойной природы, сразу бога и человека. Таким образом, от царя зависит практически все нормальное функционирование государства, от его силы и здоровья зависит процветание страны и всех, кто в ней обитает. Можно сказать, что фараон — это средоточие могущества, мощи и жизненной силы государства. Фараон — носитель абсолютной власти, но и колоссальных обязанностей. Без его ритуальных действий не произойдет разлив Нила, а это уже национальная катастрофа; если фараон не проведет первой борозды при начале полевых работ, земля не будет оплодотворена и страна останется без пропитания. Поэтому когда египтяне всей страной громоздили камень на камень, создавая гигантские пирамиды, нельзя говорить, что это было лишь проявлением безжалостного «восточного деспотизма». Создавая новую оболочку, защиту своему царю, они тем самым в первую очередь обеспечивали вечное существование и процветание своей страны.
Вселенная древних египтян состояла из пяти частей: небо, земля, вода, Дуат (потустороннее), горы. Все это находилось в единстве, но и в определенном противопоставлении. Свойственное мифологическому мышлению попарное противопоставление всего сущего по принципу: право — лево, верх — низ, мужской — женский прослеживается в древнеегипетской картине мира. Но, может быть, нигде так ярко не проявлялся дуализм этого мира.
Как произошла вселенная, человек тоже себе хорошо представлял, хотя в Египте не существовало единой теории происхождения мира, богов и людей. Каждая крупная богословская школа имела свою космогонию и теогонию, где честь создания вселенной приписывалась различным божествам; каждая школа считала творцом того бога, которому поклонялись в данном религиозном центре. Методы творениия тоже были разными; пожалуй, единственное, что объединяет все различные концепции, это представление о том, что в начале времен существовал хаос, в результате творения преобразованный в упорядоченное мироздание, живущее по вполне определенным законам.
Итак, человек — творение Бога; его проявление и образ живет в хену — теле страны, где все существует по установленному порядку вещей, поддерживаемому «сыном Бога по плоти его». Самого себя египтянин, видимо, воспринимал как совокупность нескольких сущностей: тело, Ба (душа), имя, тень и Ка (двойник). От правильного и гармоничного взаимодействия этих сущностей зависели жизнь и здоровье человека. Когда наступала смерть, все эти субстанции отделялись друг от друга и начинали вести фактически самостоятельное существование, а место единой личности занимал Ах — не вполне ясная категория, возможно, в какой-то степени соответствующая нашему понятию «дух». После смерти, как мы уже знаем, покойного ожидали нелегкие испытания на том свете.
Потусторонний мир — Дуат был одной из частей вселенной и располагался он, как это понятно из самого «набора» этих частей, не на небе, не на Земле, не в воде и не на горах. Это именно иной мир, существующий параллельно миру земному. Но эти два мира неразрывно связаны между собой. В Дуат на ночь уходит бог-солнце, туда же отправляются и умершие. Судя по некоторым признакам, наш мир и Дуат пересекаются в некоторых особенно священных точках. Если судить по топографии Дуата, ему принадлежат такие святые места, как Абидос, Гелиополь, Пе и Депу. Но они же — и реально существующие города нашего мира. Такая картина часто присутствует в самых разных мифологиях. В этих святых местах строились храмы, туда отправлялись паломники, там устраивались пышные празднества и церемонии, там находились оракулы.
Как у очень многих других народов, у египтян была уверенность, что на некоторые события в ином мире можно влиять и отсюда. Можно, например, как-то повлиять на судьбу покойного или повоздействовать на высшие силы, действующие «оттуда». Для этих целей прибегали к магии.
Магия древних египтян — это одно из самых притягательных явлений для современных почитателей мистики и сокровенных знаний древности, но по сути она очень близка к действиям, совершаемым шаманами, чья деятельность в основном и направлена на воздействие на потусторонние силы иного мира. Обряды, совершаемые здесь, имеют результаты «там». Только очень немногие чародеи умеют действовать магически непосредственно в этом мире. Вот почему заклинания «Книги Мертвых» имеют результат в Дуате и не действуют здесь. Но и покойный может с того света влиять на нашу жизнь. До нас дошло немало писем, адресованных почитавшим, с просьбами помочь в чем-то или с призывами не вредить живым.
Иной мир египтян в целом соответствует общемировым представлениям о подобных местах. Язык мифа и вся система мифологического мышления демонстрируют множество кардинальных отличий нашего восприятия пространства от архаического. Так, например, мифическое пространство неадекватно геометрическому, хотя по форме оно столь же структурно организовано, как и последнее. Дуат — это свернутое в кольцо пространство, многократно превосходящее по площади Египет. Можно предположить, что оно имеет, два уровня: Поля Хотел, соответствующие пространству от Фив до Гелиополя, куда покойный попадает, пройдя взвешивание сердца на весах, т. е. египетский рай; и пространство, переполненное кошмарными обителями демонов и безжалостными чудовищами, через которое покойный должен пройти для достижения Зала Двух Истин. С нашей точки зрения восприятия пространства, все эти ужасы должны находиться в Аменти (дословно «Запад» — первый регион Дуата, где вершится посмертный суд). Христиане-копты, очень любившие описывать ужасы ада, словом «Аменти» обозначали именно преисподнюю. Обитающие в Дуате демоны подчиняются Осирису.
Но вернемся к представлениям египтян об их посмертном существовании, отразившемся в «Книге Мертвых». Для того, чтобы оно могло продолжаться вечно, надо было обеспечить жизнь и процветание всех «самоопределившихся» сущностей. Конечным результатом всех посмертных эволюции должно было стать воскресение покойного. Это очень сложное представление, обнаруживающее много сходного с христианством. Смерть для египтян была врагом, безжалостным и коварным. Но, как и у христиан, она — победима. «Христос воскрес из мертвых, смертью смерть поправ и сущим во гробах живот даровав». Первым же из египтян смерть победил Осирис. Пройдя через мученическую гибель, он воскрес и восседает на троне в Зале Двух Истин, верша суд над умершими. Отныне египтяне получили возможность побеждать смерть.
После страшного суда христиан ждет вечная жизнь в воскресшем преображенном теле, преисполненном Духом Божьим. Тело египтянина тоже воскреснет и преобразится, когда все человеческие сущности вновь соберутся вместе. Но египтяне считали, что тело до этого срока нужно уберечь от тления или на крайний случай заменить его иной оболочкой — статуей либо изображением. После воскресения, победы над смертью, человека ждет прекрасное духовно-чувственное существование, когда не будет страданий и невзгод и время не будет властно над людьми. Но неверно было-бы считать (как это иногда делается), что магические действия и заклинания гарантируют человеку жизнь вечную. Совсем нет! Они призваны только помочь избежать злых козней со стороны враждебных сил (ведь и христиане совершают определенные действия с той же целью), но конечный результат зависит все-таки от того, как человек прожил свою земную жизнь.
Бардо Тодол (тибетская «Книга Мертвых»), быть может, наиболее образно описывающая погружение в океан архетипов в момент пограничного состояния между жизнью и смертью, рисует все более и более чудовищные картины поистине адских мучений и в конечном итоге намекает, что все это есть твое же порождение. То-есть опять мы сталкиваемся с мыслью, что на том свете мы будем пожинать плоды того, что посеяли на Земле. Во время посмертного суда покойный египтянин клянется в несовершении сорока двух грехов. Но, несмотря ни на какую магию, вердикт будет оправдательным, если покойный говорит правду. В противном случае ему придется пережить те же ощущения, что и следующему путем тибетского бардо. Но у последнего результатом будет более низкое перевоплощение, а у египтянина впереди либо вечное блаженство, либо полное уничтожение. Перевоплощений «Перэт эм херу» не знает. То, что очень часто воспринимается нами, как переселение души, на самом деле — магическая возможность приобретать любой желаемый облик.
«Бардо Тодол» — очень мрачная книга. Строго говоря, главная ее цель — это помочь умирающему избежать новых воплощений и достичь нирваны (вечного блаженства). По мере прохождения различных бардо, ему постоянно предлагаются несколько вариантов решений своей судьбы и подсказывается наилучший из них. Но каждый раз предполагается, что умирающий не смог им воспользоваться, и перед ним немедленно открывается новый выбор, но уже в более худших условиях. Можно сказать, что в «Бардо Тодол» применен принцип: «Надейся на лучшее — рассчитывай на худшее». Вопрос лишь в том, что здесь понимать, как лучшее.
В отличие от тибетской «Книги Мертвых», «Перэт эм херу» преследует совершенно обратную цель: остаться самим собой, достичь жизни вечной и вкусить мирного счастья созерцания «лика дня» в присутствии великого Бога и встречи с родными в ином мире, где все невзгоды уже позади. «Книга Мертвых» оставляет человека в объятиях его близких в благоуханных садах Полей Хотен, и за ее часто туманными изречениями и магическими формулами читаются те же чаяния, что и у тех, кто исповедует прошение грехов, воскрешение тела, жизнь вечную.
В 1920 г. Б. А. Тураев писал: «...говорить о переводе «Книги мертвых» на новые языки не приходится — уже в лучших, более древних рукописях ее тексты искажены и переполнены непонятными местами. Несмотря на то, что едва ли какой другой памятник мировой литературы дошел до нас в таком подавляющем количестве списков от разных эпох, нет для египтолога книги более неприятной и до безнадежности трудной, чем этот сборник... ввиду бесконечного количества загадочных намеков, мистического языка и, особенно, безграмотности искаженного текста». Для нас это, наверное, действительно странное произведение: разновременный по происхождению конгломерат весьма практических изречений, туманных диалогов, магических заклинаний и текстов, удивительных по своей образной и художественной силе, потрясающих своим духовным, философско-этическим прозрением. Для египтян, отправляющихся в царство теней, хрупкий папирусный свиток был почти единственной реально осязаемой надеждой пройти невредимыми через кошмарный, ужасающий, населенный чудовищами мир — мир змей, скорпионов, призраков, непреодолимых преград, озер пламени и магических кристаллов, мир, восходящий к бесконечно отдаленным временам первобытных обрядов и сумрачным туманным осколком сохранившийся на протяжении тысячелетий. Для египтян их волшебный свиток был священной книгой, божественным откровением, дарованным людям, как представление, далеким отблеском сверкнувшее в скрижалях Моисея.
Без представления о том, чем же была «Книга Мертвых» для древних египтян, нельзя постичь сути и духа их удивительной культуры. Слишком уж много их представлений о бытии и мировом порядке в нее попало. Может быть, не так уж и неправы те, кто называл «Книгу Мертвых» Библией Древнего Египта.
Теперь — о самом тексте. «Книга Мертвых» представляет собой сборник различных по назначению изречений, часто в литературе условно именуемых главами. Их можно разделить на три категории: молитвы и гимны различным богам, магические заклинания и записи погребального ритуала (объяснения, как установить погребальное ложе, как обставить погребальную камеру и т. п.). Порядок и число изречений в разных списках были различными. Причем, не последнюю роль здесь играла состоятельность заказчика. Общее число изречений, обнаруженных в разных экземплярах «Книги Мертвых», — 193, но фактически полного собрания глав, видимо, не существовало (во всяком случае, таковое до сих пор не обнаружено). Каждый волен был выбрать то, что он считал необходимым, сообразно своим убеждениям и возможностям. Поэтому в одних экземплярах мы обнаруживаем десятки глав, а в других — единицы. Существовал также текст, именовавшийся «Перэт эм херу в одной главе», который при необходимости мог заменить все остальные. Нынешняя нумерация глав была предложена немецким египтологом прошлого века Р. Лепсиусом на основании изданного им экземпляра «Книги Мертвых» достаточно поздней, Птолемеевской эпохи (305 — 30 гг. до н. э.), когда порядок следования изречений был уже унифицирован. Хотя подавляющее число изречений имеют заглавия, они далеко не всегда соответствуют содержанию самого текста; в первую очередь это относится к заклинаниям. Говорить о логической структуре каждого свитка трудно, но если рассматривать весь сборник в целом, то она становится более заметной. Видимо, по такому принципу и действовали писцы Саисской эпохи (664 — 525 гг. до н. э.), составляя свою редакцию текста.
Содержание «Книги Мертвых» можно разделить на четыре части (как это сделал французский египтолог А. Морэ): 1) Главы 1 — 16: шествие погребальной процессии к некрополю; молитвы о «выходе в день»; гимны солнцу и Осирису. 2) Главы 17 — 63: «выход в день» и возрождение умершего; его победа над силами тьмы; бессилие врагов; власть умершего над стихиями. 3) Главы 64 — 129: «выход в день» — превращение умершего в божество; приобщение ею к солнечной ладье; познание равных таинств; возвращение в гробницу; загробный суд. 4) Главы 130 — 162: прославление умершего — тексты, предназначенные для чтения в течение года (в определенные праздники, в дни подношения даров умершему) и имеющие целью обезопасить мумию. Это — содержание собственно «Перэт эм херу»; перед 163-й главой стоит заглавие: «Привнесенное из другой книги в добавление к «Перэт эм херу», и далее следует еще 30 глав.
Колоссальную роль играли рисунки (часто — высочайшего уровня мастерства), помещаемые вместе с текстом: первый в истории пример книжной иллюстрации. Так содержание получало не только словесное, но и изобразительное выражение. Египтянам, для которых вообще всяческие изображения имели огромное значение, эти рисунки представлялись настолько важными, что очень часто при нехватке места на лижете они предпочитали не дописать текст, но уместить иллюстрацию; а во времена XXI-й династии (ок. 1070 — 945 гг. до н. э.) даже появились экземпляры «Книги Мертвых», состоящие из одних рисунков.
Природа египетского рисунчатого письма такова, что изображения на страницах «Книги Мертвых» египтянами не только рассматривались, но и читались почти так же, как и текст. В этом отношении иллюстрации к сборнику были для современников более информативны, чем для нас. Опасные странствия покойного, таинственные обитатели загробного царства, магические действия персонажей и странные предметы, которыми они оперируют, — все это оживает на листах папируса, и перед нами разворачивается (в буквальном смысле: ведь это свиток) поразительный мир, созданный тысячелетиями духовных исканий, такой фантастический для нас и такой страшный и понятный для древних обитателей Египта.
Предлагаемые ныне тридцать три главы «Книги Мертвых» из 193-х, как и остальные, содержат массу упоминаний о самых различных божествах (и хорошо знакомых египтологам, и совершенно неизвестных) и упоминаний о мифах (также и достаточно известных, и не дошедших до нас), что привело к необходимости снабдить эту публикацию кратким комментарием к самым распространенным именам и понятиям. Перевод текстов выполнен по иероглифическому изданию: E. A. W. Budge «The Chapters of Coming Forth by Day or the Theban Recension of the Book of the Dead». Vol. 1 — 3. Lnd. 1910 (репринтное издание: N. Y. AMS Press INC. 1976).
Автор перевода с древнеегипетского, введения и комментариев М. А. Чегодаев. (сотрудник Института востоковедения РАН)
Источник: Requiem.ru